Королевский убийца - Страница 10

Я молча наблюдал. Никакие стихи не могут выразить страдания матери, запихивающей в рот ребенка отравленную конфетку, чтобы уберечь его от пиратов. Никто не может рассказать о криках детей, которые корчатся в предсмертных судорогах от жестокого яда, или о мучениях женщин, которых безжалостно насилуют. Ни стихи, ни мелодия не могут вынести тяжести рассказа о лучниках, самые верные стрелы которых убивали захваченных в плен родственников прежде, чем их успевали утащить на корабли. Я заглянул внутрь горящего дома. Сквозь языки пламени я видел десятилетнего мальчика, который подставил свое горло под удар материнскому ножу. Перед тем задушил младшую сестренку, потому что пришли красные корабли и ни один любящий брат не отдал бы ее ни пиратам, ни прожорливому пламени. Я видел глаза матери, когда она, прижав к себе тела детей, бросилась в огонь. Такие вещи лучше не запоминать. Но я не мог избавиться от этого знания. Это был мой долг – знать и помнить.

Не все погибли. Некоторые бежали в окрестные поля и леса. Я видел, как один молодой человек, схватив четверых детей, укрылся под доками и цеплялся за обросшие ракушками балки, по горло в ледяной воде, пока пираты не уйдут. Другие пытались спастись, но были убиты. Я видел, как женщина в ночной рубашке выскользнула из дома. Языки пламени уже бежали по его стене. Одного ребенка она несла на руках, второй бежал за ней, держась за подол. Даже в темноте отражались отблески пламени в ее волосах. Она в страхе озиралась по сторонам, но длинный нож в ее свободной руке был наготове. Я успел заметить маленький сжатый рот и злые суженные глаза. Потом на мгновение я увидел гордый профиль, освещенный огнем.

“Молли!” – задохнулся я и протянул к ней скрюченную руку. Она подняла дверцу и пихнула детей в погреб за горящим домом, бесшумно прикрыла дверь. Спасена?

Нет. Они вышли из-за угла. Двое. У мужчины был топор. Они шли медленно, развязной походкой, громко смеялись. На их лицах, перепачканных сажей, страшно сверкали зубы и белки глаз. Женщина была очень красивая, оглушительно хохотала. Бесстрашная. В ее волосы была вплетена серебряная проволока. Красные отблески пламени искрились на блестящей нити. Пираты подошли к дверце погреба, и мужчина взмахнул топором, который, описав широкую дугу, глубоко вошел в дерево. Я услышал испуганный крик ребенка.

“Молли!” – вырвалось у меня. Я скатился с кровати, но сил встать не было. Я пополз к ней.

Дверца подалась, и пираты засмеялись. Мужчина так и умер смеясь, когда Молли выпрыгнула из погреба и воткнула свой длинный нож ему в глотку. Но у красивой женщины со сверкающим серебром в волосах был меч. Молли попыталась было вытащить свой нож из тела умирающего, а этот меч опускался, опускался, опускался...

В это мгновение в горящем доме что-то с угрожающим треском рухнуло. Здание закачалось и обвалилось в дожде искр и взрыве ревущего пламени. Завеса огня возникла между мной и погребом. Я не мог ничего разглядеть сквозь этот огненный ад. Упал ли дом на дверь погреба и нападающих пиратов? Я не видел. Я рванулся вперед, протягивая руки к Молли.

Но в одно короткое мгновение все исчезло. Не было ни горящего дома, ни разграбленного города, ни разрушенной гавани, ни красных кораблей. Только я сам, скорчившийся у очага. Я сунул руку в огонь, и мои пальцы сжали уголь. Шут закричал и схватил меня за запястье. Я стряхнул его руку и тупо смотрел на свои обожженные пальцы.

– Мой король! – горестно промолвил шут. Он опустился подле меня на колени и осторожно отодвинул кастрюлю с супом от моих ног. Смочил салфетку в вине, которое было налито для меня, и покрыл ею мои безвольные пальцы. Я не чувствовал боли ожога, только глубокую рану в моем сердце. Он расстроенно смотрел мне в глаза. Я едва видел его. Он казался бестелесным, когда отблески пламени отражались в его бесцветных глазах. Тень, как и все прочие тени, которые пришли терзать меня.

Обгоревшие пальцы внезапно заболели. Я сжал их другой рукой. Что я делал, о чем думал? Скилл внезапно проявился во мне, сильный, как припадок, и исчез, оставив меня опустошенным. Нахлынувшая усталость заполнила меня, и боль управляла ею, как послушной лошадью. Я пытался вспомнить увиденное.

– Что это была за женщина? Она что-то значит?

– А, – шут теперь выглядел еще более усталым, но пытался держаться, – женщина в Силбее? – Он помолчал, как бы копаясь в памяти. – Нет. У меня ничего нет. Все это так запутано, мой король. Так трудно понять...

– У Молли нет детей, – сказал я ему, – это не могли быть ее дети.

– Молли?

– Ее зовут Молли? – спросил я. В голове у меня стучало. Внезапно ярость овладела мною. – Почему ты так мучаешь меня?

– Мой лорд, я не знаю никакой Молли. Пойдемте, вернитесь в вашу постель, и я принесу вам немного поесть.

Он помог мне встать на ноги, и я разрешил ему это. Я снова обрел голос. Я плыл. Взгляд мой то фокусировался, то снова затуманивался. В одно мгновение я ощущал его руку на своей, а в следующее казалось, что я вижу во сне эту комнату и этого человека рядом со мной. Я с трудом заговорил:

– Я должен знать, была ли это Молли. Я должен помочь ей, если она умирает. Шут, я должен знать.

Шут тяжело вздохнул:

– Я не властен над этим, мой король, вы же понимаете. Мои видения, как и ваши, управляют мной, а не наоборот. Я не могу вытянуть нить из гобелена, я только смотрю туда, куда направлен мой взгляд. Будущее, мой король, подобно течению в реке. Я не могу сказать вам, куда движется одна капля воды, но могу понять, где течение сильнее всего.

– Женщина в Силбее, – настаивал я. Часть меня жалела моего бедного шута, но другая часть была непреклонна. – Я не видел бы ее так отчетливо, если бы она не имела для меня значения. Попытайся. Кто она?