Через несколько часов в моей комнате горели свечи и тихо потрескивал огонь. Движение воздуха дало мне знать, что Чейд открыл для меня свою беззвучную дверь. Я встал и пошел к нему. Но с каждым шагом по холодной лестнице мой гнев рос. Это был не тот гнев, который ведет к перепалке и драке. Это был гнев, рожденный усталостью, крушением надежд и болью. Это был гнев, который ведет человека к тому, чтобы бросить все и сказать: я не могу больше этого выносить.
– Чего ты не можешь выносить? – спросил Чейд. Он смотрел на меня из темного угла, где согнулся над каким-то порошком, который он толок на своем покрытом пятнами каменном столе. В его голосе было подлинное участие. Оно заставило меня остановиться и посмотреть на человека, к которому я обращался. Высокий худой старый убийца. Рябой. Волосы почти совсем седые. Одет в знакомый серый шерстяной халат, всегда с пятнами крошечных ожогов, которые появлялись на его одежде во время работы. Сколько же человек он убил для своего короля, просто по слову или кивку Шрюда! Убил, не задавая вопросов, верный своей клятве. Несмотря на все эти смерти, он был мягким человеком. Внезапно у меня возник вопрос, вопрос более важный, чем ответ Чейду.
– Чейд, – спросил я, – ты когда-нибудь убивал для себя?
Он опешил:
– Ради самого себя?
– Да.
– Чтобы защитить свою жизнь?
– Да. То есть не по заданию короля. Я имею в виду... убить человека, чтобы упростить себе жизнь.
Он фыркнул и как-то странно посмотрел на меня:
– Конечно нет.
– Почему нет? – настаивал я. Чейд смутился:
– Но человек же не убивает людей для собственной пользы. Это нехорошо. Это грязное убийство, мальчик.
– Если ты делаешь это не для своего короля.
– Если ты делаешь это не для своего короля, – легко согласился он.
– Чейд! Какая разница – для себя или для Шрюда?
Он вздохнул и отставил в сторону свою дьявольскую смесь. Потом подвинулся к концу стола и сел на табуретку.
– У меня тоже когда-то возникали такие вопросы. Но я задавал их себе самому, поскольку моего учителя уже не было в живых к тому времени, когда я достиг твоего возраста. – Он твердо встретил мой взгляд. – Это зависит от веры, мальчик. Ты веришь в своего короля? Твой король должен быть для тебя чем-то большим, чем сводный брат или дедушка. Он должен быть большим, чем добрый старый Шрюд или хороший честный Верити. Он должен быть Королем, сердцем королевства, осью всего этого колеса жизни. Если это так и если ты веришь, что Шесть Герцогств стоит сохранить, что для блага всех наших людей справедливость короля должна простираться как можно дальше, – тогда хорошо.
– Тогда можно убивать для него.
– Совершенно верно.
– Ты когда-нибудь убивал, если сам считал, что это неправильно?
– Очень много вопросов для одной ночи, – тихо предупредил он меня.
– Может быть, ты слишком надолго оставил меня одного, чтобы думать обо всем этом? Когда мы встречались почти каждую ночь, часто разговаривали и я был все время занят, я не думал так много. А теперь думаю.
Он медленно кивнул.
– Размышления не всегда... успокаивают. Они всегда полезны, но не всегда приятны. Да. Убивал, хотя и считал, что это неправильно. Но это снова вопрос веры. Я должен был верить, что люди, отдающие мне приказания, знают больше, чем я, и лучше представляют себе общую картину.
Я долго молчал. Чейд начал успокаиваться.
– Заходи. Не стой там, на сквозняке. Давай выпьем вместе стакан вина, и тогда мне нужно поговорить с тобой о...
– Ты убивал когда-нибудь по собственному решению? На благо королевства?
Некоторое время Чейд озабоченно смотрел на меня. Я не отводил глаз. Потом он опустил глаза на свои старые руки. Он потирал белую, как бумага, кожу, нащупывая красные шрамики.
– Я не принимал таких решений. – Он внезапно посмотрел на меня. – Я никогда не брал на себя такое бремя, и не хотел брать. Это не наше дело, мальчик. Эти решения – для короля.
– Я не мальчик, – заметил я, удивив самого себя, – я Фитц Чивэл.
– С ударением на Фитц, – резко заметил Чейд. – Ты незаконный сын человека, который не решился стать королем. Он отрекся. Сам отказался принимать решения. Ты не король, Фитц, и даже не сын истинного короля. Мы – убийцы.
– Тогда почему мы стоим и смотрим, как отравляют истинного короля? – прямо спросил я. – Я вижу это, ты видишь это. Ему подсовывают травы, которые крадут его разум, а когда он не в состоянии думать, подсовывают другие, которые делают его еще глупее. Мы знаем, откуда это все идет; я подозреваю, что знаю истинный источник. И тем не менее мы смотрим, как король теряет силы и становится немощным. Почему? Где в этом вера?
Его слова резанули меня, как ножи.
– Я не знаю, во что ты веришь. Я думал, ты веришь в меня. Потому что я знаю об этом больше, чем ты, и я предан своему королю.
Наступил мой черед опустить глаза. Потом я медленно прошел через комнату к шкафчику, где Чейд хранил вино и стаканы. Взял поднос и аккуратно налил два стакана из стеклянной бутылки, поднял поднос и отнес его к маленькому столику у очага. Я делал так много лет. Потом уселся на каменной приступке. Через секунду подошел мой учитель и сел в кресло. Он взял стакан с подноса и пригубил.
– Последний год не был для нас обоих легким.
– Ты так редко звал меня в последнее время. А когда зовешь, полон каких-то тайн. – Я старался скрыть обиду в голосе, но неудачно.
Чейд коротко рассмеялся.
– И тебя, такого открытого, непосредственного парня, это раздражает? – Он снова засмеялся, несмотря на мой обиженный вид. Потом он смочил губы вином и поглядел на меня. В глазах его все еще сверкали искры смеха. – Не смотри на меня так, мальчик, я не ожидал от тебя ничего такого, чего ты не требовал бы от меня вдвойне. И больше того. Я считаю, что учитель имеет некоторое право ожидать доверия к себе от своего ученика.