Мы очистили от пиратов все корабли к тому времени, когда пристал “Руриск”. Теперь пришла пора осмотреть Нитбей. Никаких признаков белого корабля. Может быть, это действительно был просто сгусток тумана. Вслед за “Руриском” подходила “Констанция”, а за ней целая флотилия рыбачьих суденышек и даже несколько торговых кораблей. Большинству из них пришлось встать на якорь в мелкой гавани, но люди были быстро доставлены на берег. Команды с военных кораблей ждали своих капитанов, чтобы получить распоряжения. Но те, кто прибыл на рыбачьих и торговых судах, пронеслись мимо нас и направились прямо к осажденному замку.
Обученные команды с военных кораблей вскоре догнали их и к тому времени, когда мы подошли к внешним стенам замка, там уже было налажено относительное взаимодействие. Пленники, которых мы освободили, сильно ослабели от недостатка еды и питья, но быстро оправились и дали нам самые подробные сведения о земляных насыпях. После полудня осада пиратов была уже организована. Баррич с трудом убедил всех, что по крайней мере один из наших боевых кораблей должен оставаться наготове, полностью укомплектованный командой и воинами. Его правота была доказана на следующее утро, когда еще два красных корабля появились у северного края бухты. “Руриск” погнался за ними, но они ушли слишком легко, чтобы мы могли почувствовать какое-нибудь удовлетворение. Мы все знали, что они попросту найдут какой-нибудь незащищенный поселок. Несколько рыбачьих судов запоздало пустились вдогонку, хотя было мало шансов, что им удастся настичь гребные корабли пиратов.
На следующий день ожидания мы начали скучать и нервничать. Погода снова испортилась. Сухари стали отдавать плесенью, а сушеную рыбу уже нельзя было назвать сушеной. Чтобы подбодрить нас, герцог Келвар вывесил Олений флаг Шести Герцогств рядом с собственными вымпелами, развевающимися над Бейгардом. Но, как и мы, он избрал выжидательную тактику. Островитяне были заперты. Они не пытались ни пробиться сквозь нас, ни подойти ближе к замку. Все было тихо и полно ожидания.
– Ты не слушаешь предупреждений. Ты никогда не слушал, – тихо сказал мне Баррич. Наступила ночь. Первый раз с момента нашего прибытия мы были вместе больше, чем несколько мгновений. Он сидел на бревне, вытянув перед собой раненную ногу. Я опустился на корточки перед огнем, пытаясь согреть руки. Мы сидели у временного укрытия, поставленного для королевы, и поддерживали сильно дымящий огонь. Баррич хотел, чтобы королева устроилась в одном из немногих сохранившихся зданий, но она отказалась, настаивая на том, что хочет быть рядом со своими воинами. Ее стража свободно заходила к ней в палатку и грелась у огня. Баррич хмурился из-за этой фамильярности, но не мог не оценить их преданности.
– Твой отец тоже был таким, – заметил он внезапно, когда двое стражников Кетриккен вышли из ее палатки и пошли сменить тех, кто стоял на карауле.
– Не слушал предупреждений? – спросил я удивленно.
Баррич покачал головой.
– Нет. Его солдаты вечно входили к нему и выходили, в любое время дня и ночи. Я никогда не мог понять, как ему удалось зачать тебя.
Меня покоробило от его шутки, и Баррич, очевидно, заметил это.
– Прости. Я устал, и нога ноет. Ляпнул не подумав.
Я неожиданно улыбнулся.
– Все в порядке, – сказал я, и так оно и было. Когда он узнал о Ночном Волке, я боялся, что он снова прогонит меня. Шутка, даже грубая шутка, обрадовала меня. – Ты говорил о предупреждениях? – смиренно спросил я.
Он вздохнул.
– Ты сказал это. Мы такие, какие мы есть. И он сказал это. Иногда они не дают нам возможности выбирать. Они просто привязываются к тебе.
Где-то далеко в темноте завыла собака. На самом деле это была не собака. Баррич сверкнул на меня глазами.
– Я совершенно не могу контролировать его, – признался я.
И я тебя. Почему обязательно должен быть какой-нибудь контроль?
– И он постоянно вмешивается в личные разговоры, – добавил я.
– Ничего нет личного, – без выражения сказал Баррич. У него был голос человека, хорошо знающего, о чем он говорит.
– Я думал, что ты никогда не использовал... это, – даже сейчас я не мог произнести вслух слово “Уит”.
– Я не пользуюсь этим. Ничего хорошего из этого не выходит. Я повторю тебе то, что уже говорил раньше. Это... изменяет. Если ты этому поддаешься. Если ты этим живешь. Если ты не можешь закрыться от этого или хотя бы не искать этого. Не становись...
– Баррич? – мы оба подпрыгнули. Это Фоксглов тихо вышла из темноты и встала по другую сторону костра. Что она успела услышать?
– Да? Что-нибудь случилось?
Она нагнулась в темноте и поднесла к огню покрасневшие руки. Потом вздохнула.
– Я не знаю. Как мне это спросить? Вы знаете, что она беременна?
Баррич и я обменялись взглядами.
– Кто? – спросил он ровным голосом.
– У меня двое собственных детей, знаете ли. И в ее страже в основном женщины. Ее тошнит каждое утро, и она заваривает чай из листьев малины. Она не может даже смотреть на соленую рыбу, ее сразу мутит. Ей не следует быть здесь и жить вот так.
О, Лисица. Заткнись.
– Она не спрашивала нашего совета, – осторожно заметил Баррич.
– Ситуация под контролем. Нет никакой причины, по которой ее нельзя было бы отослать назад в Баккип, – спокойно сказала Фоксглов.
– Я не могу себе представить, как ее можно “отослать назад” куда бы то ни было, – возразил Баррич. – И я думаю, что она сама должна принять такое решение.
– Ты должен предложить это ей, – настаивала Фоксглов.
– С тем же успехом это можешь сделать и ты, – парировал Баррич. – Ты капитан ее стражи. Это по праву твоя забота.