Я раскрыл рот, чтобы сердито возразить, но шут предостерегающе поднял руку.
– Конечно, мой дорогой Фитц, мы все поверим тебе, потому что ты наш друг и действуешь в наших интересах. Но другие могут усомниться в твоих словах.
Его сарказм уколол меня, но мне удалось промолчать.
– А если ты не свяжешься с Верити, что мы получим? Изможденный король, которого в самом ближайшем будущем объявят недееспособным, скорбящая королева, которая должна, вдобавок ко всем своим горестям, сомневаться, не оплакивает ли она человека, который еще жив. Нет. Мы ничего не выигрываем, даже если у тебя получится, потому что нашей веры в тебя будет недостаточно, чтобы остановить колеса, которые уже завертелись. И мы очень много потеряем, если ты потерпишь поражение. Слишком много.
Они смотрели на меня. Даже в темных глазах Баррича был вопрос, как будто он вдруг усомнился в целесообразности того, что сам уговаривал меня сделать. Кетриккен стояла очень тихо, как будто боялась, что слабый луч надежды, который я зажег для нее, вдруг погаснет. Я жалел о том, что не подождал и не поговорил сперва с Чейдом. Но я подозревал, что у меня не будет другого случая собрать в этой комнате всех этих людей в отсутствие Волзеда и Регала. Это следовало сделать сейчас или не делать никогда. Я смотрел на единственного человека, который не наблюдал за мной. Король Шрюд лениво следил за бушующими языками пламени в камине.
– Он все еще король, – сказал я тихо. – Давайте спросим его, и пусть он решит.
– Нечестно! Он не в себе! – Шут встал между нами. Он поднялся на цыпочки, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. – От этих трав, которыми его опаивают, он послушен, как рабочая лошадь. Попроси его перерезать себе горло, и он с радостью возьмет у тебя нож.
– Нет, – раздался дрожащий голос. – Нет, мой шут, я еще не так далеко зашел.
Мы ждали, затаив дыхание, но король Шрюд больше не сказал ничего. Наконец я тихо пересек комнату и сел рядом с ним.
– Король Шрюд? – умоляюще сказал я.
Его взгляд встретился с моим, метнулся в сторону и неохотно вернулся. Наконец он посмотрел на меня.
– Вы слышали все, о чем мы говорили? Мой король, вы верите, что ваш сын мертв?
Он разжал губы и сделал глубокий вдох.
– Регал сказал мне, что Верити мертв. Он получил... известие.
– Откуда? – спросил я осторожно. Король медленно покачал головой.
– Посланец... я думаю...
Я повернулся к остальным.
– Известие должен был принести гонец. С гор. Потому что Верити должен быть уже там сейчас. Он почти добрался туда, когда им пришлось отослать Баррича. Я не верю, что гонец мог проделать весь путь с гор и не задержаться, чтобы передать это сообщение лично Кетриккен.
– Сообщение могли передавать от человека к человеку, – неохотно сказал Баррич. – Для одного человека и одной лошади – это слишком изнурительное путешествие. Гонцу пришлось бы менять лошадей или передавать свою новость другому человеку на другой лошади. Последнее более вероятно.
– Возможно. Но сколько времени нужно, чтобы такая весть дошла до нас с гор? Я знаю, что Верити был жив, когда отсюда уезжал лорд из Бернса, потому что в тот день король Шрюд использовал меня, чтобы говорить с ним. В ту ночь, когда мы с королем потеряли сознание у этого камина. Вот что произошло тогда, шут, – я помолчал. – Мне кажется, что я чувствовал Верити в своем сознании во время битвы в Нитбее.
Я увидел, что Баррич мысленно считает дни. Потом он неохотно пожал плечами.
– Это возможно. Если Верити был убит в тот день и весть послали немедленно, с хорошими лошадьми... Это могло быть сделано. С трудом.
– Не верю в это. – Я повернулся к остальным, пытаясь влить в них свою надежду – Я не верю в то, что Верити мертв. – Я снова посмотрел на короля. – А вы? Вы верите, что ваш сын мог умереть, а вы бы ничего не почувствовали?
– Чивэл... ушел так. Как слабеющий шепот. “Отец, – сказал он. – Отец”.
В комнате воцарилось молчание. Я сидел на корточках и ждал решения моего короля. Медленно его рука поднялась, как будто жила собственной жизнью. Она пересекла небольшое пространство, разделявшее нас, и опустилась на мое плечо. На мгновение; это все. Только тяжесть королевской руки на моем плече. Король Шрюд слегка пошевелился в своем кресле и вдохнул через нос.
Я закрыл глаза, и мы снова ринулись в черную реку. Снова я увидел отчаявшегося молодого человека, заключенного в умирающем теле короля Шрюда. Нас обоих подхватило всесокрушающее течение мира.
– Здесь никого нет. Никого, кроме нас, – в голосе Шрюда была тоска. Я не мог найти себя. Здесь у меня не было ни тела, ни языка. Он держал меня в этом реве и грохоте. Я вообще едва мог думать, не говоря уж о том, чтобы вспомнить те немногие уроки Скилла, которые получил у Галена. Это было все равно что читать выученную речь, пока тебя душат. Я сдался. Я совсем сдался. Откуда-то, как перышко, несомое ветерком, или пылинка, танцующая в солнечном луче, пришел голос Верити, говоривший: “Быть открытым – это просто не быть закрытым”.
Мир был безграничным пространством, и все в нем было связано. Я не произносил его имени вслух и не думал о его лице. Верити был здесь, все время был здесь, и дотянуться до него было очень легко.
Вы живы!
Конечно. Но тебе не следует так выплескивать силу. Ты разом выливаешь все, что у тебя есть. Регулируй себя. Будь точным.
Он вернул меня в мое тело и ахнул, узнавая.
Отец!
Верити грубо толкнул меня.
Назад! Отпусти его! У него нет для этого сил! Ты убьешь его, идиот! Отпусти!
Когда я пришел в себя и открыл глаза, я лежал на боку перед камином. Лицо мое обжигал жар от огня. Я со стоном откатился и увидел короля. Его губы втягивались и вытягивались при каждом вздохе, кожа приобрела синеватый оттенок. Баррич, Кетриккен и шут беспомощным кругом стояли вокруг него.