Я никогда не слышал, чтобы Верити так разговаривал. Голос его был ровным, но чувствовалось, что он едва сдерживает эмоции. Я молчал.
– Думаешь, мне следовало наказать его? Я мог бы. У меня нет необходимости доказывать кому-либо, что он поступал дурно, чтобы сделать его жизнь невыносимой. Я мог бы послать его эмиссаром в Колдбей с каким-нибудь поручением. И держать его там, в ужасных условиях, далеко от двора. Я мог бы сделать с ним все что угодно – только не изгнать. Или я мог бы оставить его здесь, при дворе, но так нагрузить неприятными обязанностями, что у него не осталось бы времени для развлечений. Он понял бы, что это наказание. Это поняла бы и вся знать, имеющая хоть каплю разума. Те, кто симпатизирует ему, поднялись бы на его защиту. Внутренние Герцогства, откуда родом его мать, несомненно, придумали бы что-нибудь такое, что потребовало бы его присутствия. Оказавшись там, он получил бы еще большую поддержку. Он организовал бы гражданский мятеж, и Внутренние Герцогства согласились бы подчиняться только ему. Даже если бы ему не удалось добиться этого, он, по крайней мере, разрушил бы то единство, которое необходимо мне для защиты нашего королевства.
Он замолчал. Потом поднял глаза и оглядел комнату. Я проследил за его взглядом. Стены были увешаны картами. На них были Бернс, Шоке и Риппон. На противоположной стене – Бакк, Фарроу и Тилт. Все было нарисовано искусной рукой Верити. Каждая река отмечена синими чернилами, название каждого города хорошо видно. Тут были его Шесть Герцогств. Он знал их так, как никогда не узнает Регал. Он изучил все дороги. Он сам помогал устанавливать знаки на этих границах. Сопровождая Чивэла, он общался с людьми, населявшими нашу страну. Он поднимал меч, защищая их, и знал, когда вложить его в ножны и заключить мир. Кто я такой, чтобы рассказывать ему, как управлять государством?
– Что вы будете делать? – спросил я тихо.
– Оставлю его. Он мой брат и сын моего отца. – Верити налил себе еще вина. – Самый любимый сын. Я пошел к своему отцу и королю и сказал, что Регал, возможно, будет больше доволен своим жребием, если станет принимать участие в управлении королевством. Король Шрюд согласился со мной. Я полагаю, что буду по горло занят защитой нашей страны от красных кораблей. Так что Регал должен будет заняться доходами государства, которые нам понадобятся, и, кроме того, он будет разбираться со всеми внутренними проблемами. Конечно, с группой придворных, которые будут помогать ему. Ему предоставлена полная свобода в разрешении конфликтов и разногласий.
– И Регал удовлетворен этим?
Верити слабо улыбнулся:
– Он не может сказать, что нет. По крайней мере, если хочет сохранить образ молодого человека, способного к управлению и только не имеющего подходящего случая, чтобы показать себя. – Он поднял стакан с вином, повернулся и посмотрел в огонь. Единственным звуком в комнате был треск пожиравшего дерево пламени. – Когда ты придешь ко мне завтра...
– Завтра я должен буду уйти.
Он поставил свой стакан и взглянул на меня.
– Должен? – спросил он странным тоном.
Я поднял голову и встретил его взгляд. Я сглотнул. Я встал на ноги.
– Мой принц, – начал я официально, – я просил бы вашего милостивого разрешения быть освобожденным завтра от обязанностей, чтобы... чтобы я мог заняться собственными делами.
Он дал мне постоять некоторое время. Потом сказал:
– О, садись, Фитц. Это недостойно. Полагаю, я поступил недостойно. Когда я думаю о Регале, то всегда прихожу в такое состояние. Конечно, ты можешь получить этот день. Если кто-нибудь спросит, то скажи, что у тебя есть мое поручение. Могу я узнать, в чем состоит это срочное дело?
Я смотрел в огонь, на прыгающие языки пламени.
– Мой друг жил в Силбее. Я должен узнать...
– О, Фитц! – в голосе Верити было больше сочувствия, чем я мог выдержать. Внезапная волна слабости накатила на меня. Я был рад снова сесть. Мои руки начали дрожать. Я спрятал их под стол и сжал. Я все еще чувствовал дрожь, но, по крайней мере, теперь никто не видел моей слабости. Он откашлялся.
– Пойди в свою комнату и отдохни, – сказал он мягко. – Послать с тобой кого-нибудь завтра в Силбей?
Я молча покачал головой во внезапной отчаянной уверенности в том, что там обнаружу. От этой мысли мне стало худо. Еще одна судорога скрутила меня. Я старался дышать медленно, чтобы успокоиться и уберечься от возможного припадка. Так опозориться перед Верити было для меня невыносимым.
– Это не твой, а мой позор! Как я мог забыть, насколько сильно ты был болен? – Он медленно встал и поставил передо мной свой стакан с вином. – В том, что с тобой произошло, виноват я. Я потрясен тем, что допустил это.
Я заставил себя встретиться глазами с Верити. Он знал все, что я пытался скрыть. Знал, и был в отчаянии от сознания своей вины.
– Мне не всегда бывает так плохо, – сказал я. Он улыбнулся, но глаза его не изменились.
– Ты прекрасный лжец, Фитц. Не думай, что твои уроки пропали даром. Но ты не можешь лгать человеку, который был с тобой столько времени, сколько я, – не только эти последние несколько дней, но и во время твоей болезни. Если какой-нибудь другой человек скажет тебе: “Я точно знаю, как ты себя чувствуешь”, можешь считать это простой вежливостью. Но от меня прими это как правду. И я знаю, что с тобой надо поступать так же, как с Барричем. Я, конечно, не предложу тебе выбирать себе жеребца через несколько месяцев. Я предложу тебе мою руку, если хочешь, чтобы отвести тебя в твою комнату.
– Я справлюсь, – сказал я жестко. Я знал, как он уважает меня, но так же знал, как ясно он видит мою слабость. Я хотел остаться один, хотел спрятаться.