Королевский убийца - Страница 50

– Разве ты не приходил раньше?

– Да. Приходил. Тогда вы сказали, что король Шрюд спит. Я пришел снова, чтобы сделать свой доклад. – Я старался говорить вежливо.

– Ага. Это так важно, этот твой доклад?

– Я думаю, что король сам должен решить это и отослать меня, если сочтет, что я напрасно занимаю его время. Полагаю, вы должны сказать ему, что я здесь, – я запоздало улыбнулся, пытаясь смягчить резкий тон.

– У короля почти нет сил. Я стараюсь проследить, чтобы он тратил их только там, где это необходимо. – Волзед не отходил от двери. Я обнаружил, что оцениваю его, раздумывая, не могу ли я просто оттолкнуть его плечом. Возникла бы суматоха, а если король болен, мне бы этого не хотелось. Кто-то похлопал меня по плечу, но, когда я обернулся посмотреть, сзади никого не было. Повернувшись обратно, я обнаружил между Волзедом и собой шута.

– А вы что, его врач, чтобы принимать такие решения? – Шут перехватил у меня инициативу – Вы, конечно, были бы отличным врачом. Потому что вы лечите меня одними взглядами, а ваши слова рассеивают не только ваше дыхание, но и мое. Как же прекрасно вылечен должен быть наш дорогой король, который весь день чахнет в вашем присутствии.

Шут держал покрытый салфеткой поднос. Я почувствовал запах хорошего говяжьего бульона и теплого яичного хлеба прямо из плиты. На черном с белым шутовском костюме болтались колокольчики, гирлянда остролиста украшала его шайку. Шутовской скипетр он зажал под мышкой. Снова крыса. Эта сидела на жезле, как бы готовая к прыжку. Я наблюдал за шутом, когда он вел долгие беседы со своей крысой перед большим камином или на ступенях перед троном короля.

– Убирайся, шут! Ты приходил сегодня уже два раза. Король лег в постель. Он в тебе не нуждается. – Волзед говорил непреклонно, но он был из тех, кто легко отступает. Я видел, что он относился к людям, которые не могут выдерживать взгляд бесцветных глаз шута и вздрагивают от прикосновения его белой руки.

– Дважды будет трижды, дорогой мой Воловий Зад, и твое присутствие сменится моим присутствием. А следовательно, проваливай и расскажи все это твоему Регалу. Если у волов есть уши, так и у тебя должны быть, потому что ты же и есть Воловий Зад. Эти уши переполнены делами короля. Ты должен лечить нашего дорогого принца, пока будешь его просвещать. Думается мне, что взгляд у него слишком темный. Неровен час, глаза закатятся так далеко, что он ослепнет.

– Ты смеешь так говорить о принце? – прошипел Волзед. Шут уже ступил за дверь, а за ним и я. – Он об этом услышит.

– Так говорить? Я не сомневаюсь, что он слышит обо всем, что ты делаешь. Не дыши на меня, Воловий Зад, дорогой. Оставь это для своего принца, который в восторге от такого пыхтения. Он небось со своими дымками сидит, и ты можешь дуть на него, а он будет дремать и кивать и думать, что ты говоришь умные вещи, а дыхание твое сладостно.

Шут продолжал двигаться, не прекращая болтать и держа полный поднос, как щит. Волзед с готовностью отступал, и шут теснил его вперед, через гостиную в спальню короля. Там он поставил поднос у королевской кровати, а Волзед отступил к другой двери комнаты. Глаза шута разгорелись.

– А, да он вовсе не в кровати, наш король, если только ты не спрятал его под одеялами, драгоценный ты наш Воловий Зад. Выходите, выходите, мой король, мой Проницательный. Вы же Проницательный, а не прорицательница, чтобы таиться за стенами и под одеялами. – Шут начал так усердно тыкать в очевидно пустую кровать и посылать свой крысиный скипетр заглядывать во все щели, что я не смог сдержать смеха. Волзед прислонился спиной к внутренней двери, как бы защищая ее от нас, но в этот момент она открылась изнутри, и слуга чуть не рухнул в объятия короля. Волзед тяжело осел на пол, – Посмотри-ка на него, – обратился ко мне шут, – смотри, как он хочет занять мое место у ног короля и изображать шута. Смотри, как он плюхается на собственный зад! Такой человек заслуживает звания шута, но не его места!

Шрюд стоял, одетый как для отдыха, досадливо нахмурившись. Он удивленно посмотрел на сидящего на полу Волзеда, потом перевел взгляд на шута и на меня, а потом, очевидно, решил, что не будет разбираться во всем этом. Он обратился к Волзеду, когда тот поднялся на ноги:

– Этот пар не приносит мне никакой пользы. От него голова у меня болит только сильнее, а от листьев во рту омерзительный вкус. Убери его и скажи Регалу, что, по моему мнению, его новая трава может изгнать блох, но уж никак не болезнь. Убери ее немедленно, пока не пропахла еще и спальня. Ах, шут, ты здесь! И Фитц, ты наконец пришел с докладом? Заходи, садись. Волзед, ты слышишь меня? Убери проклятый горшок! И не тащи его сюда, вынеси через другую дверь. – И мановением руки он отмахнулся от слуги, как будто тот был надоедливой мухой.

Шрюд плотно закрыл дверь своей купальни, как бы для того, чтобы зловоние не распространилось на его спальню, и потом опустился в стоящее у огня кресло с прямой спинкой. В одно мгновение шут придвинул к нему стол, салфетка, закрывавшая еду, превратилась в скатерть, и он расставил королевские кушанья не хуже любой горничной. Серебряный прибор и салфетка появились неизвестно откуда, как у фокусника, так что даже Шрюд улыбнулся, и потом шут сел у камина, подтянув колени почти к ушам и обхватив подбородок длинными пальцами. Его светлые волосы окрасились розоватым в танцующих отсветах огня. Каждое его движение было грациозным, как у танцора, а поза, в которой он теперь находился, была настолько же артистичной, насколько смешной. Король протянул руку, чтобы пригладить его пушистые волосы, как будто перед ним был котенок.